- Я открываю глаза  и вижу стену. Она,  как стена тумана; там  меня
ждет Элихио.  Он проводит меня  через нее и показывает мне разные  вещи.
Я  не  знаю,  что  мы  делаем,  но  мы  что-то  делаем вместе, и потом я
возвращаюсь и забываю то, что видела.
     - Как оказалось, что ты пошла с Гордой? - Спросил я.
     - Элихио сказал, чтобы  я привела ее, -  сказала она.  -  Мы вдвоем
подождали Горду,  и, когда  она вошла  в свое  сновидение, мы схватили и
протолкнули сквозь стену ее.  Мы сделали это дважды.
     - Как вы схватили ее? - Спросил я.
     - Не знаю,  - ответила Жозефина.  - Но я  подожду тебя, и  тогда ты
узнаешь.
     - Ты можешь схватить любого? - Спросил я.
     - Конечно, - ответила она, улыбаясь. - Но я не делаю этого  потому,
что это не нужно. Я схватила  Горду потому, что Элихио говорил мне,  что
он хочет ей что-то сказать, потому что она умнее меня.
     - Тогда Элихио говорил тебе то  же самое, Горда, - сказал Нестор  с
твердостью, какая была мне не знакома.
     Горда  сделала  необычный  жест,  опуская  голову, приоткрывая углы
рта, пожимая плечами и подняв руки над головой.
     - Жозефина рассказала  тебе, что происходило,  - сказала она.   - Я
не могу вспомнить,  Элихио говорит на  другой скорости.   Он говорит, но
мое тело не понимает его. Нет.  Мое тело не сможет вспомнить, вот  в чем
дело. Я лишь знаю:   он сказал, что Нагваль,  который здесь, вспомнит  и
возьмет нас туда, куда нужно идти. Он не мог сказать мне больше,  потому
что времени было мало. Он сказал,  что кто-то, но я не помню,  кто, ждет
именно меня.
     - Это все, что он сказал? - Наседал Нестор.
     - Когда я увидела его вторично, он сказал, что все мы должны  будем
вспомнить свою  левую сторону,  рано или  поздно, если  мы хотим попасть
туда, куда  нам надо  идти. Но  вот он  должен вспомнить  первым.  - Она
указала на  меня и  опять толкнула  так же,  как прежде.  Сила ее толчка
заставила меня покатиться по полу, как мяч.
     - Зачем ты это делаешь, Горда? - спросил я, несколько недовольный.
     - Я пытаюсь помочь тебе вспомнить,  - сказала она.  - Нагваль  Хуан
Матус говорил  мне, что  тебя надо  время от  времени толкать,  чтобы ты
встряхнулся.
     Совершенно внезапно Горда обняла меня:
     - Помоги нам, нагваль, - просила она. - Если ты этого не  сделаешь,
нам лучше умереть.
     Я был близок  к слезам. Не  столько из-за ...,  сколько потому, что
что-то боролось  во мне,  внутри. Это  было что-то  такое, что все время
прорывалось  наружу  с  тех  пор,  как  мы  посетили город. Мольба Горды
разрывала сердце.  У меня  опять начался  приступ того,  что походило на
гипервентиляцию.   Холодный  пот  залил  меня.  Затем  мне стало плохо с
животом. С безграничной нежностью Горда ухаживала за мной.
     Верная  своей  тактике  ожидания,  Горда  не  хотела обсуждать наше
совместное видение  в Оасаке.  Целыми днями  она оставалась  замкнутой и
решительно незаинтересованной. Она не собиралась обсуждать даже то,  что
мне стало плохо. Так же поступали и остальные женщины.
     Дон  Хуан   обычно  подчеркивал   необходимость  дождаться   самого
подходящего  времени  для  того,  чтобы  избавиться от чего-либо, что мы
держим,  и  я  понял  механику  действия  Горды,  хотя  был недоволен ее
упорством в  выжидании.   Это не  соответствовало нашим  интересам. Я не
мог находиться здесь слишком долго,  поэтому я потребовал, чтобы мы  все
собрались  вместе   и  поделились   тем,  кто   что  знает.    Она  была
непреклонна.

Игра походила на  трехстороннее перетягивание каната,  на отчаянную
битву между тем, кто тянул, и тем, кто подвешен.
     Когда  я  вошел  в  комнату,  было  слышно  только  тяжелое дыхание
Нестора и Бениньо. Мышцы на их руках и шеях вздулись от напряжения.
     Паблито  следил  за  ними  обоими,  взглядывая  на  каждого  из них
попеременно мгновенным взглядом.
     Все трое  настолько ушли  в свою  игру, что  даже не заметили моего
присутствия, а если и заметили, то не могли прервать свою  концентрацию,
чтобы приветствовать меня.
     В  течение  десяти-пятнадцати  минут  Нестор  и  Бениньо пристально
смотрели друг  на друга  в полном  молчании.   Затем Нестор притворился,
будто  кусает  свою  веревку.  Бениньо  на  это  не  попался,  а Паблито
поверил. Он усилил свою хватку  левой рукой и зацепился ногами  за шесты
для того,  чтобы усилить  свое положение.   Бениньо воспользовался  этим
моментом,  сделал  могучий  рывок  как  раз  в тот момент, когда Паблито
ослабил хватку.
     Рывок  Бениньо  застал  Паблито  и  Нестора врасплох.  Бениньо всем
своим весом повис на веревке.   Нестор был перетянут.  Паблито  отчаянно
пытался уравновесить себя.  Это было бесполезно. Бениньо выиграл игру.
     Паблито выбрался из корсета и подошел  ко мне. Я спросил его об  их
необычной игре.   Ему, казалось,  не хотелось  рассказывать.   Нестор  и
Бениньо  примкнули  к  нам  после  того,  как сняли свои приспособления.
Нестор  сказал,  что  их  игра  изобретена  Паблито,  который  нашел эту
конструкцию в своих сновидениях, а затем построил ее, как игру.  Сначала
это было устройство, чтобы напрягать мышцы  двоих в одно и то же  время.
Кто-нибудь  один,  по  очереди,  бывал  подвешенным,  а затем сновидение
Бениньо  дало  им  возможность  переделать  игру  так,  чтобы  все  трое
напрягали мышцы. Они также обостряли быстроту реакции зрения,  оставаясь
в состоянии бдительности иногда целыми часами.
     - Теперь Бениньо думает,  что это помогает нашим  телам вспоминать,
- продолжал Нестор.  - Горда, например,  чертовски здорово играет  в эту
игру. Она  выигрывает всегда,  в каком  бы положении  она ни находилась.
Бениньо думает, что это потому, что ее тело вспоминает.
     Я  спросил,  есть  ли  у  них  правило  молчания.  Они рассмеялись.
Паблито сказал, что Горда больше  всего хочет походить на нагваля  Хуана
Матуса, она намеренно подражает ему, вплоть до самых нелепых деталей.
     -  Вы  не  будете  против,  если  мы поговорим о том, что произошло
прошлой  ночью?   -  Спросил  я  в  замешательстве, поскольку Горда была
столь решительно против этого.
     - Нам все равно, - сказал Паблито. - Ты - нагваль.
     -  Бениньо  тут  вспомнил  кое-что  действительно  таинственное,  -
сказал Нестор, не смотря на меня.
     - Сам-то  я думаю,  что это  был просто  запутанный сон,  но Нестор
думает иначе.
     Я с нетерпением ждал и кивком головы попросил их продолжать.
     - Прошлой ночью он  вспомнил,  как  ты  учил  его  искать следы  на
мягкой почве, - сказал Нестор.
     - Должно быть, это  был сон, - сказал  я.  Я хотел  рассмеяться над
этим абсурдом, но они все трое смотрели на меня умоляющими глазами.
     - Чепуха, - сказал я.
     - В любом случае я лучше  скажу тебе, что у меня тоже  были похожие
воспоминания, - сказал Нестор.
     - Ты водил меня в  какие-то скалы и показывал, как  надо прятаться.
У меня это не было сном. Я бодрствовал. Я шел с Бениньо за растениями  и
внезапно вспомнил, как ты учил меня.  Поэтому я и спрятался так, как  ты
мне показывал, и напугал Бениньо до полусмерти.

Похоже, что воспоминание было  слишком
болезненным для нее. Она сказала, что, когда дон Хуан впервые нашел  ее,
ее глаза были поражены инфекцией, что она не могла видеть. Кто-то  отвез
ее на машине очень  далеко к лекарю, который  и вылечил ее.   Она всегда
была  убеждена,  что  это  сделал  дон  Хуан,  но услышав мой голос, она
поняла,  что  это  именно  я   возил  ее  туда.   Несоответствие   таких
воспоминаний  бросало  ее  в  дрожь  уже  с  первого  дня,  как она меня
встретила.
     - Мои уши не лгут мне,  - добавила Лидия после долгого молчания.  -
Именно ты вез меня туда.
     - Невозможно! Невозможно! - Закричал я.
     Мое  тело  начало  неконтролируемо  трястись.   У  меня   появилось
чувство раздвоенности. Вероятно  то, что я  называю своим рассудком,  не
могло больше контролировать меня всего и заняло место зрителя.  Какая-то
часть меня наблюдала за тем, что другая часть меня тряслась.

Мы  отправились  перед  полуночью,  при  ярком свете луны.  Сначала
никто не  хотел идти,  но Горда  ловко описала  им "дон-Хуановское"  так
называемое  строение  змеи.  Перед  выходом  Лидия  предложила, чтобы мы
позаботились о провизии на тот случай, если путешествие затянется.
     Горда сняла ее предложение на  том основании, что мы не  знаем, что
за  путешествие  нас  ждет.  Она  сказала,  что  нагваль  дон Хуан Матус
однажды указал ей на  начало тропы и сказал,  что при удобном случае  мы
должны собраться  на этом  месте и  позволить силе  следа открыться нам.
Горда добавила, что это не обычная козья тропа, а естественная линия  на
земле, которая, по  словам нагваля, может  дать нам силу  и знание, если
мы сможем следовать по ней и стать с ней единым целым.
     Мы двигались под смешанным  руководством, Горда дала нам  толчок, а
Нестор знал местность.  Она  привела нас к определенному месту  в горах.
После  этого  Нестор  взял  руководство  и нашел тропу. Наше образование
было  очевидным,  то  есть   голова  вела,  а  остальные   располагались
соответственно  анатомической  модели  змеи:  сердце,  брюхо  и   хвост.
Мужчины шли справа от женщин.  Каждая пара шла в полутора  метрах позади
предыдущей.
     Мы шли  так быстро  и так  неслышно, как  только могли. По временам
лаяли собаки, а  когда мы поднялись  выше в горы,  остались только звуки
сверчков. Мы  шли еще  какое-то время.   Внезапно Горда  остановилась  и
схватила меня за руку.  Она показала вперед.
     В  сорока-пятидесяти  метрах,  прямо  посередине  тропы,  находился
громоздкий  силуэт  огромного  человека,  около  двух с половиной метров
высотой.   Он  преграждал  нам  дорогу.   Мы  столпились плотной кучкой.
Наши глаза были прикованы к темной фигуре.  Она не двигалась.  Некоторое
время  спустя  Нестор  один  сделал  несколько  шагов вперед. Лишь после
этого  фигура  двинулась.   Она  двигалась  нам  навстречу.   Каким   бы
гигантским ни был этот человек, но двигался он плавно.
     Нестор   бегом   вернулся   обратно.   В   тот   момент,  когда  он
присоединился к нам,  человек остановился. Горда  сделала шаг вперед,  а
человек сделал шаг  по направлению к  нам.  Было  очевидно, что если  мы
продолжим двигаться  вперед, мы  столкнемся с  гигантом. Мы  были ему не
чета, чем  бы он  ни был.   Я принял  инициативу на  себя и толкнул всех
назад и быстро увел их с этого места.
     Мы  шли  обратно  к  дому  Горды  в  полном  молчании.   Лишь через
несколько  часов  мы  были  там.  Мы  полностью  выдохлись.   Когда   мы
благополучно уселись в ее комнате, Горда заговорила.
     - Мы обречены, -  сказала она. - Эта  штука, которую мы увидели  на
тропе,  была  одним  из  твоих  олли;  ты  не  хотел, чтобы мы двигались
вперед.  Твои  олли  выскакивают  из  своих  укромных  мест,  когда   ты
подталкиваешь их.
     Я  не  ответил.  Не  было  смысла  протестовать.  Я  вспомнил,  как
множество раз я сам  считал, что дон Хуан  и дон Хенаро были  в заговоре
друг  с  другом.  Я  думал,  что  пока  дон Хуан разговаривает со мной в
темноте, дон Хенаро переодевается для  того, чтобы напугать меня, и  дон
Хуан утверждает потом, что меня пугали олли.
     Сама  мысль  о  том,  что  существуют  олли  и  тому  подобное, что
избегает нашего  повседневного внимания,  была слишком  неприемлемой для
меня. Но  затем я  в своей  жизни убедился,  что олли, которых описывает
дон  Хуан,  существуют  действительно.   В  мире,  как  он говорил, есть
всевозможные твари.
     Авторитетным тоном, что редко  бывает в моей повседневной  жизни, я
сказал Горде и остальным, что  у меня есть для них  предложение, которое
они могут принимать  или нет.   Если они готовы  двинуться отсюда, то  я
могу взять на себя ответственность и увести их в другое место. Если  они
не  готовы,  то  я  буду   чувствовать  себя  свободным  от   каких-либо
обязательств перед ними.

С тех  пор, как  они перешли  к новому  распределению жилья, Роза и
Жозефина мало говорили  со мной.   Они ограничивались приветствиями  или
случайными замечаниями о пище или погоде.
     Лидия  избегала  моих  глаз.   Она  пробормотала,  что временами ей
кажется, будто она помнит еще другие вещи.
     - Иногда я могу действительно  ненавидеть тебя, - сказала она  мне.
- Я думаю,  что ты притворяешься  глупым, но потом  я вспоминаю, что  ты
даже заболел из-за нас. Это был ты?
     - Конечно, это был он, -  сказала Роза, - я тоже вспоминаю  разное.
Я помню даму, которая была добра ко мне.  Она учила, как держать себя  в
чистоте, а этот Нагваль в первый раз подстриг мне волосы, пока она  меня
держала, потому  что я  была напугана.  Эта дама  любила меня.  Она была
единственным человеком, который действительно заботился обо мне. Я бы  с
радостью пошла на смерть из-за нее.
     - Кто была эта дама, Роза? - Спросила Горда, сдерживая дыхание.
     Роза  указала   на  меня   движением  подбородка,   жестом,  полным
отвращения и недовольства.
     - Он знает, - сказала она.
     Все уставились на  меня, ожидая ответа.  Я рассердился и  заорал на
розу, что не ее дело  делать заявления, которые в действительности  были
обвинениями. Я никоим образом не лгал им.
     На  Розу  моя  вспышка  не  подействовала.   Она  спокойным голосом
объяснила,  что  помнит,  как  эта  дама  говорила ей, что я еще вернусь
обратно после  того, как  оправлюсь от  своей болезни.   Роза поняла это
так, что  дама заботится  обо мне,  лечит меня,  поэтому я должен знать,
кто она такая и где она, поскольку я явно выздоровел.
     - Что это за болезнь была у меня, Роза? - Спросил я.
     - Ты заболел, потому что не  смог удержать свой мир, - сказала  она
с полным убеждением, - кто-то говорил мне, я думаю, очень давно, что  ты
не  создан  для  нас,  точно  так   же,  как  Элихио  говорил  Горде   в
сновидениях. Ты покинул нас из-за этого, и Лидия так и не простила  тебе
этого.  Она будет ненавидеть тебя и за границами этого мира.
     Лидия  запротестовала,  сказав,  что  ее  чувства  ничего общего не
имеют с тем, что говорит Роза. Она просто очень легко выходит из себя  и
сердится из-за моей глупости.
     Я спросил Жозефину, помнит ли она меня тоже.
     - Конечно, помню,  - сказала она  с улыбкой, -  но ты же  знаешь, я
сумасшедшая. Мне нельзя верить. На меня нельзя положиться.
     Горда  настаивала  на  том,  чтобы  Жозефина  сказала  то,  что она
помнит.   Жозефина была  настроена не  говорить ничего,  и они  спорили,
пока, наконец, Жозефина не сказала мне:
     - Какой толк от всех этих  разговоров о воспоминании?  Они ни  фига
не стоят.
     Жозефина, казалось, высказалась  за всех нас.   Больше нечего  было
сказать.  Они  собирались  уйти,  после  того  как  провели  в  вежливом
молчании несколько минут.
     -  Я  помню,  ты  покупал  мне  красивые платья, - внезапно сказала
Жозефина мне. - Разве ты не помнишь, как я упала с лестницы в  магазине?
Я чуть не поломала ноги, и тебе пришлось меня вынести.
     Все опять уселись с глазами, прикованными к Жозефине.
     -  Я  помню  также  одну  сумасшедшую,  - сказала она, - она хотела
побить меня и гонялась  за мной, пока ты  не рассердился и не  остановил
ее.
     Я был растерян.  Все,  казалось, уцепились за слова Жозефины,  хотя
она сама говорила, чтобы мы ей не верили, так как она сумасшедшая.   Она
была права. Ее воспоминания не имели для меня никакого смысла.

Я был вынужден присесть на паребрик.  Медный звук трубы попадал мне  прямо
в мозг.
     Я его ощущал  над своим правым  виском. Он ласкал  меня, пока я  не
опьянел от него.  Когда он умолк,  я знал, что  нет способа когда-нибудь
повторить это ощущение, и у меня было достаточно отрешенности, чтобы  не
броситься   в   магазин   и   не   купить   эту   пластинку   вместе  со
стереопроигрывателем, чтобы проигрывать ее.
     Дон Хуан сказал, что это  было знаком, который был дан  мне силами,
управляющими судьбами людей. Когда придет мое время покинуть этот мир  в
какой бы то  ни было форме,  я услышу тот  же самый звук  трубы и тот же
самый идиотский мотив, исполняемый тем же самым трубачом.
     Следующий день  был суматошным  днем для  них.   Казалось, им нужно
было сделать  бесчисленное множество  дел.   Горда сказала,  что все  их
заботы  были  личными  и  должны  выполняться  каждым  из них без всякой
помощи. Я  был рад  остаться один.  У меня  тоже были  дела. Я  поехал в
ближайший  городок,  который  так  сильно  нарушил  мое  спокойствие.  Я
подъехал прямо к тому дому,  который имел такую притягательную силу  для
меня и для Горды.  Я постучал в дверь. Открыла дама. Я сочинил  историю,
что жил в  этом доме ребенком  и хочу взглянуть  на этот дом  опять. Она
была  очень  доброжелательной   женщиной.  Она  провела   меня  в   дом,
многословно извиняясь за несуществующий беспорядок.
     Этот дом был переполнен скрытыми  воспоминаниями.  Они были там.  Я
мог  их  чувствовать,  но  ничего  не  мог вспомнить.  На следующий день
Горда на  рассвете уехала.  Я ожидал,  что ее  не будет  весь день, но к
обеду она вернулась. Казалось, она была очень взволнованной.
     - Соледад вернулась и хочет тебя видеть, - сказала она прямо.   Без
единого слова объяснений она отвела меня к дому Соледад.  Донья  Соледад
стояла около двери.  Она выглядела более молодой и более сильной, чем  в
последний раз,  когда я  ее видел.   С дамой,  которую я  знал много лет
назад, у нее осталось самое отдаленное сходство.
     Горда  была  на  грани  того,  чтобы  расплакаться.  То напряжение,
через которое  мы проходили,  делало ее  настроение вполне  понятным для
меня. Она ушла, не сказав ни слова.
     Донья  Соледад  сказала,  что  у  нее  лишь  немного  времени   для
разговора со  мной, и  она собирается  использовать каждую  минуту этого
времени. Она казалась странно почтительной.   В каждом ее слове  звучала
вежливость.
     Я сделал жест, чтобы прервать ее  и задать вопрос.  Я хотел  знать,
где она была. Самым деликатным  образом она прервала меня. Она  сказала,
что  подбирала  свои  слова  очень  тщательно  и  что недостаток времени
позволит ей  сказать лишь  то, что  существенно. Она  секунду пристально
смотрела  мне  в  глаза,  и  эта  секунда  показалась  мне неестественно
длинной.  Это раздражало меня, она могла бы говорить со мной и  ответить
на  какие-нибудь  вопросы  за  это   время.  Она  прервала  молчание   и
заговорила  о  том,  что  я  воспринял,  как  абсурд.   Она сказала, что
нападала на меня, поскольку я сам  об этом просил, в тот день,  когда мы
впервые пересекли параллельные  линии, и что  она может лишь  надеяться,
что  ее  атака  была  эффективной  и  послужила  своей  цели.  Я   хотел
закричать, что я никогда не просил  ее ни о чем подобном, что  ничего не
знаю  о  параллельных  линиях  и  то,  что она говорит, бессмыслица. Она
зажала  мне  губы  ладонью.  Автоматически  я расслабился.  Она казалась
печальной. Она сказала,  что нет способа,  при помощи которого  мы могли
бы  разговаривать,  потому  что  в  данный  момент  мы находимся на двух
параллельных линиях и никто из нас не имеет энергии пересечь их;  только
ее глаза могли рассказать мне о ее настроении.

Как только мы  спустились в долину,  все они стали  очень оживлены,
особенно Горда. Она,  казалось, кипела энергией.   Она даже  добровольно
поделилась информацией без всяких уговоров  с моей стороны. Одним из  ее
утверждений  было,  что  нагваль  дон  Хуан  Матус говорил ей, а Соледад
подтвердила, что у нас есть  другая сторона. Услышав это, все  остальные
выступили с  вопросами и  замечаниями. Они  были в  смущении из-за своих
странных  воспоминаний  о  событиях,  которые  логически  не могли иметь
места.  Поскольку  некоторые  из  них  встретились  со  мной несколькими
месяцами  раньше,  то  воспоминания  обо  мне  в отдаленном прошлом были
чем-то выходящим за границы их понимания.
     Я рассказал им тогда  о своей встрече с  доньей Соледад.  Я  описал
им свое чувство, что я очень близко  знал ее раньше.  И то чувство,  что
я,  несомненно,  пересек  тогда  то,  что  она  называла   параллельными
линиями.  Их  реакцией  на  мое  заявление  было смущение. Казалось, они
слышали этот термин раньше,  но я не был  уверен, что все они  понимали,
что это значит.   Для меня это была  метафора. Я не мог  поклясться, что
для них это было тем же самым.
     Когда мы приехали в город Оасаку, они выразили желание посетить  то
место, где, по  словам Горды, исчезли  дон Хуан и  дон Хенаро. Я  поехал
прямо  туда.  Они  высыпали  из  машины  и,  казалось,  принюхивались  к
чему-то,   приглядывались   к   каким-то   признакам.   Горда    указала
направление, в котором они ушли.
     -  Ты  сделала  ужасную  ошибку,  Горда,  - сказал Нестор. - Это не
восток, это север.
     Горда  запротестовала  и  защищала  свое  мнение. Женщины и Паблито
поддерживали ее.  Бениньо в  разговор не вступал, продолжая смотреть  на
меня, как если бы я должен был  дать ответ, что я и сделал. Я  обратился
к  карте  города,  которая  была  в  моей машине. Направление, указанное
Гордой, было севером.
     Нестор заметил, что  наш отъезд из  их города, как  он все время  и
чувствовал, не был  преждевременным или насильственным  ни в коей  мере;
срок был  правильным. У  других такого  чувства не  было, и их колебания
были вызваны ошибкой Горды.   Они считали, как и  она сама, что  нагваль
указал на их родной город, что значило бы, что они должны остаться  там.
Я признал с опозданием,  что в конце концов  виноват был я, потому  что,
хотя и имел карту, я не воспользовался ею вовремя.
     Потом я заметил, что забыл им рассказать, как один из тех людей,  а
именно тот, которого в тот момент я принимал за дона Хенаро, позвал  нас
за собой кивком головы.  Глаза Горды раскрылись от  искреннего удивления
или даже тревоги. Она не  заметила этого жеста. Приглашение было  только
для меня.
     -  Вот  оно!   -  Воскликнул  Нестор.  -  Суд  судьбы.   - Он делал
отчаянные жесты руками, чтобы успокоить их.
     Он повернулся к другим. Все они заговорили одновременно.
     Я  лишь  надеюсь,  что  вы  все  действовали  так,  как должны были
действовать,  как  если  бы  вы  никогда  не вернулись обратно, - сказал
Нестор.  - Потому что мы никогда не вернемся назад.
     - Ты нам правду говоришь?  - Спросила Лидия со свирепым  выражением
в  глазах,  в  то  время,  как  другие  выжидающе  уставились на меня. Я
заверил их, что  у меня не  было причины выдумывать  что-либо. Тот факт,
что  я  видел,  как  тот  человек  кивнул  мне головой, не имел для меня
совершенно никакого значения.  И к тому же я совсем не был убежден,  что
эти люди были доном Хуаном и доном Хенаро.
     - Ты очень хитрый, - сказала Лидия, - ты, может быть, говоришь  нам
это лишь для того, чтобы мы покорно следовали за тобой.
     -  Подожди  минутку,  -  сказала  Горда,  - этот нагваль может быть
таким хитрым, как ты хочешь, но он никогда не поступит таким образом.
     Они все  заговорили сразу.  Я попытался  выступить, и  мне пришлось
перекрикивать их,  чтобы сказать,  что то,  что я  видел, в любом случае
ничего не меняет.

-  Каждый  из  нас  имеет  еще  по  одному костюму. У нас есть даже
кожаные чемоданы.  Мы знали,  что время  нашей жизни  в горах  подошло к
концу. Мы готовы к отъезду! Конечно, сначала ты должен сказать, куда.  А
также то, сколько времени мы будем находиться здесь.
     Он сказал,  что у  него есть  старые деловые  расчеты, которые надо
закрыть и  которые требуют  времени. Горда  вышла вперед  и сказала, что
этим  вечером  мы  отправляемся  так  далеко,  как только позволит сила.
Следовательно,  до  конца  дня  они  должны  уладить свои дела. Нестор и
Паблито медлили у дверей. Они смотрели на меня, ожидая подтверждения.  Я
думал:   наименьшее, что  я могу  - это  быть честным  с ними.  Но Горда
прервала меня  как раз  в тот  момент, когда  я решил  сказать, что  сам
нахожусь в затруднительном положении  относительно того, куда мы  должны
ехать и что нам следует делать.
     - Мы встретимся  на скамейке нагваля  в сумерках, -  сказала она. -
Оттуда мы  и отправимся.  Нам следует  сделать все,  что следует, и все,
что мы хотим, до этого времени,  зная, что никогда больше в нашей  жизни
мы не вернемся назад.
     После того, как все  уехали, мы с Гордой  остались одни.  Резким  и
неуклюжим движением она села мне на колени.  Она была такой легкой,  что
я мог встряхнуть ее тело, напрягая мышцы голени!  Ее волосы слабо  пахли
какими-то духами.   Я пошутил, что  запах невыносим. Она  сотрясалась от
смеха, когда из ниоткуда  пришло ко мне чувство-воспоминание.   Внезапно
я как бы держал другую Горду  на коленях. Жирную, в два раза  толще той,
которую я  знал. Лицо  ее было  круглым, и  я дразнил  ее, потешаясь над
запахом ее волос. У меня было ощущение, что я забочусь о ней.
     Действие этого потрясающего воспоминания заставило меня встать.
     Горда шумно  упала на  пол.   Я описал  ей то,  что "вспомнил".   Я
рассказал ей, что видел  ее толстухой только один  раз и то так  кратко,
что не смог бы описать  ее черты, и тем не  менее только что я видел  ее
лицо, когда она была еще жирной.
     Она никак этого не комментировала.   Она сняла свою одежду и  вновь
надела старое платье.
     - Я еще  не готова к  нему, - сказала  она, указывая на  свое новое
одеяние. -  Нам еще  предстоит сделать  одну вещь,  прежде чем  мы будем
свободны. Согласно  инструкциям дона  Хуана, мы  все должны  посидеть на
месте силы его выбора.
     - Где это место?
     -  Где-нибудь  поблизости,  в  горах. Нагваль говорил, что на этом
месте есть естественная трещина. Он сказал, что определенные места  силы
являются дырками в этом мире.   Если быть бесформенным, то можно  пройти
через  такую  дырку  в  неизвестное,  в  другой  мир.  Тот мир и этот, в
котором мы  живем, находятся  на двух  параллельных линиях.  Есть шансы,
что всех нас в  разное время брали в  другой мир через эти  линии, но мы
этого  не  помним.  Элихио  находится  в  том,  другом  мире.  Иногда мы
достигаем его при  помощи сновидения.   Жозефина, конечно, самый  лучший
сновидящий из нас.  Она пересекает  эти линии ежедневно, но то, что  она
сумасшедшая,  делает  ее  безразличной,  даже  туповатой, поэтому Элихио
помог  мне  пересечь  эти  линии,  считая,  что  я  более  разумна, но я
оказалась такой же  тупой. Элихио хочет,  чтобы мы вспомнили  нашу левую
сторону.  Соледад  говорила  мне,  что   левая  сторона  -  это   линия,
параллельная  той,  на  которой  мы  сейчас  живем.  Потому что, если он
хочет,  чтобы  мы  вспомнили,  мы  должны  были  там  побывать,  и  не в
сновидении.  Вот  почему  все  мы   время  от  времени  несем   какую-то
чертовщину.